Ночные кошмары - Страница 61

– Как вы об этом узнали?

– Мне позвонил Дэвид Мелберн. Семья Джулии не хотела газетной шумихи, а он знал, что, как только журналисты почуют запах жаренного, они бросятся ко мне за комментариями, интервью и подробностями. Конечно, он был прав, – пробормотал Мэннинг. – Было раннее утро. Я еще спал. Он позвонил по моему личному номеру. Этот номер был у Джулии.

Лукас закрыл глаза, и его лицо напряглось и стало жестким.

– Он сказал: «Лукас, у меня ужасная новость. Ужасная». Я хорошо помню, как его голос дрожал и срывался от горя. «Джулия умерла. О боже, боже, Джулия умерла. Сэм убил ее».

Он снова открыл глаза, в них застыла искренняя боль.

– Я не поверил этому. Не мог поверить. Это напоминало дурной сон… нет, хуже. Намного хуже. Сцену, которую меня заставляют играть все снова и снова. Я видел ее только накануне. Она была красивой, живой и радовалась роли, которую только что прочитала. А потом Дэвид сказал мне, что она мертва.

– Так вы были влюблены в нее, мистер Мэннинг?

– По уши.

Мэннинг уделил ему целых два часа. Ной истратил километры пленки и исписал гору бумаги. Он был уверен, что часть интервью Мэннинг заготовил заранее. Отрепетировал, отработал интонации, расставил паузы. И все же, несомненно, он говорил правду.

Что само по себе было немалым достижением.

Ной решил отметить этот скромный успех и спустя несколько дней пригласил Майка в бар, который назывался «Руморс».

– Она строит мне глазки, – пробормотал в пивную кружку Майк и показал глазами налево.

– Кто?

– Ты что, ослеп? Вон та блондинка в короткой юбке.

– Тут сто тридцать три блондинки в коротких юбках. И все строят кому-то глазки.

– Через два столика налево. Не смотри туда.

Ной, и не собиравшийся этого делать, пожал плечами.

– О'кей. Я снова собираюсь на пару дней в Сан-Франциско.

– Зачем?

– Работа. Книга. Забыл?

– Ах, да… Говорят тебе, она стреляет в меня глазами. И крутит локон. Это уже вторая стадия.

– Раз так, валяй.

– Ага. Я и так потратил даром кучу времени. Кстати, как Сан-Квентин выглядит изнутри? – спросил Майк и слегка подмигнул блондинке для проверки.

– Удручающе. Входишь в дверь, а она за тобой запирается. И от щелчка замка у тебя волосы встают дыбом.

– Он все еще выглядит как кинозвезда? Ты так и не сказал об этом.

– Нет, он выглядит как человек, который просидел двадцать лет. Ты есть будешь?

– После того как поговорю с блондинкой. Не хочу дышать на нее чесноком. О'кей, полных пять секунд зрительного контакта. Все, я пошел.

– Ставлю на тебя, дружище. – Когда Майк вразвалку пошел к соседнему столику, Ной пробормотал: – Она съест его заживо.

Он забавлялся, следя за происходящим. Танцплощадка была полна, тела в лучах цветных прожекторов извивались в такт грохотавшей музыке.

Это напомнило Ною тот вечер, когда он пригласил Оливию на дискотеку. И как он перестал слышать музыку и вообще что-либо, кроме биения собственного сердца, когда целовал ее губы.

«Брось, парень, – осадил он себя, нахмурился и поднял кружку. – Все прошло».

Он пил пиво и наблюдал за происходящим. Ему всегда нравилось бывать в барах, нравилось слушать музыку и голоса, нравилось танцевать и общаться с людьми. Но сегодня он сидел один, следил за тем, как друг обрабатывает блондинку, и жалел, что не остался дома.

Ной рассеянно отодвинул от себя тарелку, снова поднял кружку и вдруг увидел, что к его столику направляется Карин.

– О господи, как будто в этом городе больше негде выпить… – пробормотал он и сделал большой глоток.

– А я думала, что ты заделался отшельником. – Карин облачилась в кожаное платье ярко-голубого цвета, которое облегало ее, как собственная кожа, и заставляло публику шарахаться в стороны. Ее волосы были завиты в тысячи мелких локонов, в просторечии называвшихся «трахни меня», а губы накрашены ярко-алой помадой.

Ноя осенило, что именно этот ее прикид заставил его «думать железами» при их первой встрече. Он промолчал, снова поднял кружку и притворился, что не видит Карин в упор.

– Ты натравил на меня копов. – Она наклонилась, оперлась ладонями о стол, и ее внушительные груди оказались на уровне глаз Ноя. – У тебя хватило совести попросить отца, чтобы тот позвонил своим дружкам-гестаповцам, лишь бы сделать мне гадость.

Ной поднял глаза и посмотрел на приятеля Карин, который отчаянно тянул девушку за руку и что-то бормотал.

Губы Ноя саркастически искривились.

– Слушай, друг, сделай любезность, уведи ее отсюда, – громко сказал он, перекрывая шум.

– Я разговариваю с тобой! – Карин ткнула его в грудь ногтем того же цвета, что и платье. – Смотри мне в глаза, ублюдок!

Ной изо всех сил сдерживал себя, хотя у него чесались руки свернуть ей шею.

– Иди отсюда.

Карин ткнула его снова, на этот раз достаточно сильно, а когда Ной схватил ее за запястье, возмущенно вскрикнула.

– Держись от меня подальше. Думала, ты разгромишь мой дом, все переломаешь, а я буду молчать? Убирайся к черту, или…

– Или что? – Она откинула волосы, и недовольный Ной увидел в ее глазах не страх, а возбуждение, граничившее со сладострастием. – Снова позвонишь папочке? – Карин повысила голос до крика. Грохот музыки был ей нипочем. Головы всех присутствующих повернулись к ним. – Плевала я на твое барахло! Мне и в голову не пришло бы возвращаться в дом, где со мной так обращались, и ничего другого ты не докажешь. Окажись я там, твоя конура сгорела бы дотла. С тобой в придачу!

– Ты душевнобольная. И не вызываешь у меня ничего, кроме жалости, – сказал он и отпустил ее руку. Тут Карин ударила его, и Ной вскочил, оттолкнув стул. Камень ее кольца задел уголок губы Ноя, и во рту появился соленый привкус. Глаза его опасно потемнели.