«Он хочет руководить зрелищем, – написал Ной. – Я тоже. Будет откровенное перетягивание каната. Он умен. Думаю, люди недооценивали его, видели в нем только избалованного и эгоистичного смазливого малого с паршивым характером. Он ' научился сдерживаться, но характера ему по-прежнему не занимать. И если его реакция на имя Джейми Мелберн что-нибудь значит, с этим характером еще придется считаться.
Интересно, многое ли из того, что он рассказал мне, правдиво, что он сам считает правдой, а что является отъявленной ложью.
Я уверен в одном: он снова хочет оказаться в луче прожектора. Хочет, чтобы его узнавали. Хочет внимания, которого лишился, когда попал в Сан-Квентин. Причем хочет на своих условиях. Не думаю, что он ищет сочувствия. Уверен, что он плевать хотел на понимание. Но это его история. Он выбрал время, чтобы рассказать ее, и выбрал меня, чтобы сделать это.
Хороший поворот – книгу пишет сын арестовавшего его копа. Пресса проглотит наживку, и он знает это.
Его отзывы о Джейми Мелберн интересны. Правда это, догадки или ложь? Еще интереснее будет это выяснить.
Но самое интересное то, что он просто обязан спросить об Оливии или хотя бы упомянуть ее имя.
Сделает ли это Джейми?»
Ной знал, что рекламная фирма Джейми Мелберн, которая называлась «Созвездие», была одной из самых престижных в развлекательном бизнесе. У компании были отделения в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, и ее клиентами были одни знаменитости.
Кроме того, он знал, что до смерти сестры Джейми была агентом только своей сестры и работала у себя на дому.
Было непреложным фактом, что звезда Джейми взошла после убийства сестры.
«Что это значит, еще предстоит выяснить», – думал Ной, подъезжая к воротам внушительного дома на Холмби-Хиллз.
Согласно его данным, Мелберны переехали в этот дом, славившийся роскошными приемами, в восемьдесят шестом, продав более скромное жилище.
Главное здание было трехэтажным, цвета белого свадебного торта, с портиком, обрамленным колоннами. В стороны отходили два крыла со стеклянными стенами, за которыми раскинулись пышно цветущие сады и причудливые деревья.
Навстречу ему неслись два великолепных голден-ретривера, от избытка чувств колотившие хвостами воздух и друг друга.
– Ах вы, мои дорогие… – Он открыл дверь машины и тут же влюбился в собак. Ной наклонился, начал чесать их за ушами и бормотать ласковые слова. Тем временем подошла Джейми, державшая потрепанный теннисный мячик.
– Их зовут Доброта и Милосердие, – сказала она, но не улыбнулась, когда Ной поднял взгляд.
Джейми подняла мячик; обе собаки тут же задрожали и сели, глядя снизу вверх алчными глазами. Мяч стремительно полетел в сторону, и ретриверы устремились в погоню.
– Хороший бросок, – пробормотал Ной.
– Я стараюсь поддерживать форму. Слишком хорошая погода, чтобы сидеть в четырех стенах. – Скорее всего, она просто не решила, стоит ли приглашать его в дом. – Давайте прогуляемся.
Видя, что собаки устроили борьбу за мяч, она повернулась и пошла в другую сторону.
Ною пришлось согласиться, что она действительно в хорошей форме. Пятидесятидвухлетней Джейми было трудно дать больше сорока. Можно было поклясться, что в двадцать лет она была менее привлекательной.
Лицо Джейми не было идеально гладким, но это только добавляло ему силы; сторонний наблюдатель обращал внимание на ее глаза, а не на окружавшие их морщинки. Эти глаза были темными, умными и немигающими. Волосы у Джейми были светло-русыми, длиной до подбородка, что идеально соответствовало форме лица и придавало ей облик зрелой деловой женщины, не суетящейся по пустякам.
Ее маленькое, хрупкое, стройное тело было облачено в красно-коричневые слаксы и простую хлопчатобумажную блузку, несомненно уютную и удобную. У Джейми была уверенная походка самостоятельной женщины, хорошо знающей, чего она хочет.
– Как поживает ваш отец? – наконец спросила она.
– Спасибо, нормально. Думаю, вы знаете, что в прошлом году он ушел на пенсию.
На сей раз она коротко улыбнулась.
– Да. Наверно, скучает по работе?
– Думаю, что скучал, пока не нашел себе дело по душе в молодежном центре неподалеку. Он любит возиться с подростками.
– Да. Он умеет обращаться с детьми. Я просто восхищаюсь им. – Она прошла мимо раскидистого куста, благоухавшего жасмином. – Если бы не это, вас бы здесь не было.
– Я ценю это. Как и то, что вы согласились уделить мне время, миссис Мелберн.
Вздох был еле слышным, но Ной увидел, как поднялись и опустились ее плечи.
– Просто Джейми. Он достаточно часто говорил со мной о вас, чтобы я могла называть вас Ноем.
– Серьезно? Я не знал, что вы так близки.
– Фрэнк был частью самого трудного периода в моей жизни.
– Большинство людей не любит видеться с теми, кто напоминает им о трудном времени.
– Я – нет, – лаконично сказала она и пошла к большому бассейну причудливой формы, отделанному белым камнем и окаймленному бледно-розовыми цветами. – Ваш отец помог мне пережить колоссальную потерю и увидеть торжество справедливости. Он – исключительный человек.
«Твой отец очень хороший человек, – однажды сказала ему Оливия. А позже добавила: – Рядом с ним ты – пигмей».
Ной отогнал неприятное воспоминание и сдержанно кивнул:
– Я тоже так думаю.
– Рада слышать.
Когда они миновали бассейн, Ной заметил вдали изумрудно-зеленый теннисный корт. За олеандрами и розами стояла уменьшенная копия главного здания.
– Мне не нравится ваша работа, – резко сказала она.
– Я знаю.
Джейми остановилась и оглянулась.