– Тогда почему бы вам не начать откровенный рассказ о заключенном Тэннере?
– Согласно отчетам, когда Тэннер попал сюда, он был не самым примерным заключенным. Был ряд инцидентов – столкновения между ним и надзирателями, между ним и другими заключенными. Значительную часть восьмидесятого года он провел в карцере, наказанный за целый ряд проступков.
– Он вступал в драки?
– Постоянно. Он был склонен к насилию и провоцировал на насилие других. За первые пять лет его несколько раз переводили в камеру одиночного заключения. Кроме того, он питал пристрастие к кокаину и находил источники снабжения внутри тюрьмы. Осенью восемьдесят второго он чуть не умер от передозировки.
– Это была случайность?
– Это так и осталось невыясненным, хотя врач склонялся именно к такому выводу. Он – актер, притом хороший. – Глаза Дитермена оставались бесстрастными, но Ной заметил в них острый и живой ум. – Мой предшественник несколько раз замечал, что Тэннера трудно понять. Он мог сыграть любую роль, какую хотел.
– Вы употребляете прошедшее время.
– Я могу сказать вам только одно: в последние несколько лет он успокоился. Похоже, работа в библиотеке приносит ему удовлетворение. Он ведет себя как положено. И избегает конфронтации.
– Тэннер сказал мне, что у него неоперабельная опухоль мозга. И что его дни сочтены.
– Примерно год назад Тэннер начал жаловаться на повторяющиеся жестокие головные боли и на то, что у него двоится в глазах. У него нашли опухоль. Провели анализы и сошлись на том, что жить ему около года. Скорее меньше, чем больше.
– Как он это воспринял?
– Лучше, чем я думал. В его досье и медицинской карте есть подробности, которых я не могу вам сообщить, потому что для этого требуется разрешение не только заключенного, но и других инстанций.
– Если я решу заняться этим делом, соглашусь взять у него интервью и выслушать, мне понадобится не только его помощь, но и ваша. Мне понадобятся имена, даты, события. Даже мнения. Вы согласны предоставить мне эти сведения?
– Сделаю все, что в моих силах. Честно говоря, мистер Брэди, мне и самому хочется узнать всю эту историю целиком. Я был без ума от Джулии Макбрайд.
– А кто не был? – пробормотал Ной.
Он решил переночевать в Сан-Франциско. Поселившись в номере с видом на бухту, он заказал еду, раскрыл портативный компьютер, вошел в Интернет и начал поиск сведений о Сэме Тэннере.
Для человека, который провел двадцать лет за тюремной решеткой, не дав ни одного интервью, материалов оказалось удивительно много. Часть их представляла собой отзывы и критические разборы его ролей и фильмов. Это могло подождать.
Он нашел ссылки на несколько книг, включая несанкционированные биографии Сэма и Джулии. Кое-что из этого хранилось в личной библиотеке Ноя. Он подумал, что надо будет просмотреть эти книги заново. Кроме того, были статьи, описывавшие суд, – большей частью перепевы давно известного.
Ничего относительно свежего он не нашел.
Когда принесли еду, Ной взял в одну руку гамбургер, а другой продолжал работать на клавиатуре, отмечая материалы, которые ему хотелось просмотреть заново.
Он рассмотрел фотографии, которые уже когда-то видел. Портрет поразительно красивого Сэма и ослепительной Джулии, лучезарно улыбающихся в камеру. Еще один кадр. Растрепанный Сэм, которого выводят из зала суда. Он выглядит больным и потрясенным.
«Оба этих человека таятся в заключенном с холодными глазами и расчетливым взглядом, – подумал Ной. – Кто еще обнаружится в нем, пока я буду работать над книгой?»
Ной признался себе, что искушение выяснить это – слишком велико. Что скрывалось за этими глазами? Какая страсть владела этим человеком и заставила его зверски убить женщину, которую он поклялся любить, мать его ребенка? Уничтожить все, что, по словам самого Сэма, имело для него значение?
Наркотики? По мнению Ноя, этого было недостаточно. «И по мнению суда, тоже», – вспомнил он. Перед вынесением приговора защита напирала на наркотики, пытаясь заставить суд признать это как смягчающее обстоятельство. Но безрезультатно.
Жестокость преступления перевесила все остальное. И, как теперь думал Ной, видеозапись показаний четырехлетней дочери жертвы. Ни один присяжный не смог игнорировать душераздирающий рассказ маленькой девочки о событиях того вечера и не проявил к Сэму Тэннеру ни малейшей жалости.
Двадцать лет, из них первые пятнадцать без права освобождения под честное слово.
Ной не ставил себя на место судьи или присяжных. Просто сопоставлял факты. По его мнению, наркотики были тут ни при чем. Они могли затуманить сознание, лишить человека тормозов. Могли выпустить наружу зверя, но этот зверь уже должен был существовать.
Рука, которая раз за разом вонзала ножницы в Джулию Макбрайд, была рукой чудовища. Ной не собирался забывать это.
Он мог относиться к преступлению объективно, мог абстрагироваться от этого ужаса. Такова была его работа. Он мог сидеть и слушать Сэма Тэннера, беседовать с ним, залезать в его сознание и излагать все это на бумаге. Мог препарировать человека, проникнуть в его мозг и заметить изменения, которые произошли или не произошли в нем за последние двадцать лет.
Но не следовало забывать и того, что в ту жаркую летнюю ночь Сэм Тэннер не был человеком.
Он собирался провести поиск материалов о Джулии Макбрайд, но внезапно передумал и набрал на компьютере слова «База отдыха и палаточный лагерь „Риверс-Энд“. Когда на экране появилась фотография дома, Ной откинулся на спинку стула и сделал глоток кофе. „Техника – великая вещь“, – подумал он.