– Эти дни без тебя мне было так плохо… – Она подставила ему губы. – Давай войдем, и я покажу, как по тебе соскучилась.
Ноя слегка встревожило, что он не почувствовал ни намека на желание.
– Карин, это не поможет. Давай скажем себе: это было славно, но все осталось в прошлом.
– Ты ведь так не думаешь, Ной?
– Думаю – Пришлось отстранить Карин, чтобы она перестала тереться об него грудью. – Именно так я и думаю.
– У тебя есть кто-то другой, верно? Все время, которое мы прожили вместе, ты морочил мне голову.
– Нет, никого другого нет. И мы не жили вместе. Ты только начинала здесь устраиваться.
– Ты ублюдок! Я знаю, в нашей постели спит другая! – Она прошмыгнула мимо него в дом.
– Это не наша постель, а моя. Черт побери! – Она не столько злила, сколько утомляла его. Так продолжалось до тех пор, пока Ной не пришел в спальню и не увидел, что она откинула покрывало. – Эй! Перестань!
Он схватил Карин за руку, но девушка вырвалась и оказалась по другую сторону кровати. Прежде чем Ной успел остановить ее, она схватила стоявшую на тумбочке лампу и швырнула в него. Он едва успел прикрыться, чтобы не получить массивной подставкой между глаз.
Звука бьющегося стекла было достаточно, чтобы в нем вспыхнул гнев.
– Ах, так? Ну ладно. Пошла вон. Убирайся из моего дома и забудь сюда дорогу!
– Тебе никогда не было до меня дела! Ни до меня, ни до моих чувств!
– Ты права. Именно так. – Карин устремилась к его баскетбольному кубку, но он преградил ей дорогу. – Мне плевать на тебя, – выдохнул он, пытаясь выставить Карин и в то же время не слишком пострадать от ее длинных и острых ногтей. – Да, я свинья, моральный урод, сукин сын.
– Я тебя ненавижу! – Пока Ной тащил Карин к двери, она колотила его руками и ногами. – Чтоб ты сдох!
– Представь себе, что это уже случилось. А я представлю, что сдохла ты. – Он вытолкнул Карин наружу, закрыл дверь и привалился к ней спиной.
Потом тяжело вздохнул, повел плечами и насторожился, не услышав звука мотора. Он выглянул в окно как раз вовремя. Карин царапала ключами капот его «БМВ».
Он зарычал, как раненый лев. Когда Ной открыл дверь и выскочил наружу, Карин уже прыгнула в свою машину и нажала на газ.
Он стоял, стиснув кулаки, и смотрел на причиненный ущерб. Глубокие уродливые царапины образовывали две буквы. Что ж, по крайней мере, она не успела закончить слово. И на том спасибо.
О'кей. Раз так, надо будет отдать машину в ремонт, а самому уехать из города. Самое время отправиться на Север. В Сан-Квентин.
Увидев Сан-Квентин издалека, Ной решил, что старая крепость похожа на своего рода курорт. Этакий Диснейленд для заключенных.
Здание песочного цвета с причудливыми башнями и парапетами разной высоты привольно раскинулось на берегу бухты Сан-Франциско.
Оно нисколько не напоминало тюрьму, если не думать о вооруженной охране внутри башен, о сигнальных огнях, горевших в ночи зловещим оранжевым светом. И о стальных клетках с заключенными.
Он решил воспользоваться паромом, ходившим в Марин-Каунти из Сан-Франциско, и теперь стоял у ограждения, глядя на рябь, поднятую ветром. Архитектура старой тюрьмы казалась ему странной и в то же время очень калифорнийской. Однако он сомневался, что заключенным есть дело до эстетических ценностей.
Ему понадобилось всего лишь несколько часов, чтобы связаться с местными властями и получить разрешение на встречу. Похоже, Тэннер имел в тюрьме связи и воспользовался ими, чтобы облегчить ему доступ.
«Впрочем, это не имеет значения», – подумал Ной. Ветер вонзался в волосы, как зазубренные осколки стекла. Главное – результат.
Ему понадобился целый день, чтобы заново просмотреть свои досье об убийстве Джулии Макбрайд, кое-что изучить, освежить воспоминания и подумать. Если можно узнать человека заочно, то он знал человека, с которым должен был встретиться, вдоль и поперек.
Во всяком случае, он знал, каким человеком Тэннер был прежде.
Упорно работающий, талантливый артист, который к моменту встречи с Джулией Макбрайд, снимавшейся вместе с ним в «Летнем громе», имел за спиной целый ряд хороших картин. Судя по всему, до женитьбы за ним числился и целый ряд романов. У обоих этот брак был первым, хотя Тэннер был серьезно увлечен Лидией Лоринг, суперзвездой семидесятых. Колонки светских сплетен переживали звездный час, повествуя об их бурном и скандальном разрыве, когда Тэннер начал ухаживать за Джулией.
Он наслаждался тремя вещами – своей славой, своими деньгами и своими женщинами. А после женитьбы продолжал наслаждаться двумя первыми. После Джулии других женщин у него не было. Если, конечно, он не хранил своих тайн за семью замками.
Коллеги считали его человеком трудным, с неважным характером, пока после двух фильмов, снятых вслед за «Летним громом» и не имевших кассового успеха, в печати не начали мелькать эпитеты «взрывчатый темперамент» и «неразумные требования». Он стал полуночником, являлся на съемки неподготовленным, уволил своего секретаря, а затем и агента.
Ни для кого в Голливуде не было секретом, что он принимает наркотики, причем весьма серьезно.
А потом он начал ревновать свою жену к каждому встречному-поперечному, особенно к Лукасу Мэннингу, и стал очень агрессивным.
В семьдесят пятом он был самым кассовым актером в стране. А в восьмидесятом загремел в Сан-Квентин. За короткое время он проделал длинный путь с верхней точки вниз. Беспечное отношение к легкому богатству и славе, доступ к самым красивым женщинам мира, записки метрдотелям с просьбой забронировать лучший столик, приглашения на блистательные приемы, рукоплескания и восторженные крики поклонников… «Каково приходится человеку, когда все это начинает утекать сквозь пальцы? – думал Ной. – А если к этому добавить надменность и самолюбие, смешанные с кокаином, угрозу карьере, ревность к удачливым конкурентам и крах семейной жизни, получится идеальная формула катастрофы.